«Пролетая над гнездом кукушки». Свобода, с которой все очень сложно.
Свобода или порядок? Бунтарство или послушание? Нарушать правила или следовать им? И что во всех этих категориях считать нормой? Иногда разум зудит такими вопросами где-то на задворках сознания. Тем, кто ищет ответы, рекомендую почитать бестселлер Кена Кизи.
Кизи – любимчик битников и хиппи, бывший санитар в госпитале для ветеранов, участник секретного эксперимента ЦРУ, по заданию которого он принимал запрещенные галлюциногены и писал роман «Пролетая над гнездом кукушки». Возможно, именно действие наркотиков и объясняет, откуда в книге столько жутких сцен, которые «видит» главный герой – притворно-глухонемой индеец по кличке Вождь.
Именно Вождю, а не новоприбывшему бунтарю Макмерфи, автор доверяет роль рассказчика. В местной психушке свой сакральный устав. Бежать на сестринский пост, чтобы донести на товарища и выдать его подслушанный секрет ради пресловутой «печеньки». Соблюдать все правила в идеально отлаженной системе, созданной местной властью в лице медсестры Гнусен. Бояться признаться себе и другим, что сестра с фальшивой улыбкой реализует свои садистские наклонности. И согласиться с ролью ненормальных членов общества в обмен на такой инфернальный порядок. Похоже, для местных псевдопсихов свобода была бы слишком тяжким бременем. До того момента, пока здесь не появляется бунтарь Макмерфи.
В отличие от своего кинодвойника, преступник, «косящий» под больного ради дармовой яичницы с беконом и отлынивания от срока, первое время лишь приглядывается и оценивает обстановку. И первое, что он замечает, — здесь никто не смеется. Не положено. И, хотя все для него заканчивается трагично и вроде как формально сестра торжествует, дух свободы все же проник в систему и изрядно ее расшатал. До этого никто из местных не мог нарушить стерильный порядок неуместным смехом, а ирландец – посмел. Затащил группу пациентов психушки тайком на рыбалку и давай смеяться, выказывая этим подлинный акт свободы: «Макмерфи хохочет. Все дальше и дальше отваливаясь на крышу кабины, оглашает смехом море – смеется над девушкой, над нами, над Джорджем, над тем, что я сосу окровавленный палец, над капитаном, который остался на пирсе, и над велосипедистом, и над заправщиками, и над пятью тысячами домов, и над старшей сестрой, над всеми делами. Он знает: надо смеяться над тем, что тебя мучит, иначе не сохранишь равновесия, иначе мир сведет тебя с ума. Он знает, что у жизни есть мучительная сторона; он знает, что палец у меня болит, что грудь у его подруги отбита, что доктор лишился очков, но не позволяет боли заслонить комедию, так же как комедии не позволяет заслонить боль.»
Конечно, Макмерфи сумел показать, что даже в самом отлаженном механизме порядка есть прорехи, его смех – это своего рода торжество над системой, и, вопреки трагичному исходу, финальное бегство Вождя – все это символ того, что свобода реализуема. Но главный вопрос: что с ней делать дальше, с этой свободой, – повис в воздухе. Все же роль ее носителя, несмотря на изрядное обаяние, играет преступник. Может, поэтому, когда мы заигрываем со свободой, она порой превращается в анархию, а, когда ратуем за порядок, он со временем мутирует в диктатуру.
